Звали ее Тамара

1

Фонарь горел неярко, а они стояли прямо под фонарем и темнеющие подъездные окна были тому свидетелями. Он ее бросил. Мужчина был высокий, очень худой, лицо испитое, повадки разгильдяя. А женщина — она спешно двигалась вокруг него, будто исполняла драматический танец. Ее лицо было искажено мукой, она хватала его руками, он отталкивал. Тогда женщина бросалась и целовала его лицо, хватала за голову, цеплялась пальцами за уши. «Не отпущу, не отпущу! Ты только мой, мой…» Она выглядела так, будто провожала его в дальний путь, будто они пара несчастных влюбленных, разлученных обстоятельствами непреодолимой силы.

Мужчина терпел, наверное, хотел расстаться по-человечески, хотя был тем еще проходимцем. А женщина, знавшая его второй месяц, женщина толстая, растрепанная, с черными кудрявыми волосами, небрежно переплетенными розовой резинкой (такие девочки носят во втором — максимум пятом классе). Она была одета очень просто, и вид у нее был такой: «Я вся твоя, бери меня, я доступна, я очень простая, я вся только для тебя».

И вот она бросается на мужчину, обвивает его руками крепко-крепко, так его и уговорила. Потом они уходят в темноту двора, садятся на скамейку и долго милуются, наверное, у той глаза победительницы — блестят.

2

— Иди сюда, я сказала! Быстро иди ко мне!

Женщина все та же, она стоит у края детской площадки, рядом с ней дочь — маленькая, золотоволосая, в розовом спортивном костюмчике. Женщина в джинсовых бриджах и длинной белой майке, она страшно зла, держит в руках ремень.

И кричит, кричит на мальчика, своего сына:

— Быстро идем домой, я сказала! Ты слышишь меня?

Как все было? Он убежал из дома, когда она хотела его наказать? Не слушался и не шел домой, когда звала? Или просто у той, как обычно, плохое настроение — подходящее, чтобы вылить его на ни в чем не повинного ребенка?

Последнее.

Женщина неспешно идет к мальчику, девочка остается стоять и как бы смотрит в сторону, не желая видеть того, что сейчас будет, но боясь уйти.

Мальчик застывает у детской горки, он неплохой парнишка, трусливый, да, но с такой матерью в его жизни одни страдания.

Женщина кричит еще громче, настигает сына, хватает его и ощутимо бьет ремнем. Мальчик орет на весь двор, захлебывается слезами. Тут подбегает девочка, она что-то говорит матери, пытается отобрать ремень. Ремень женщина держит еще выше, мальчишку тащит за собой, он едва перебирает ногами, почти весит в воздухе, оглушительно плачет.

Ему пять лет.

Он в красной футболке и черных штанишках. У матери звонит телефон, она отвечает и мальчик, пользуясь моментом, отбегает от нее. Женщина машет на него рукой и уходит, что-то говоря громким быстрым тоном, девочка уходит с ней, семеня чуть поодаль. На месте конфликта остается лежать синий пластмассовый кузов от игрушечного грузовика.

Мальчик стоит в траве, его обдувает ветер, слезы высыхают на его лице. Мальчик видит кошку — рыжую кошку с горделиво поднятым хвостом, наклоняется и гладит ее. Гладит и гладит. Лето на исходе, ветер в волосах, ремень матери еще чувствуется, мальчик знает, что ему никуда от нее не убежать, не деться.

Он ни в чем не виноват. Женщину снова кто-то бросил.

3

Один из ее бесконечных ухажеров. Она слишком быстро отдается им, не имея хоть капли самоуважения, навязывает каждому новому себя и своих двоих детей. Новые какое-то время покорно ходят вместе с ней, носят ей сумки из магазина и угощают малышей пакетированным соком. А потом говорят что-то вроде:

— Извини, ты слишком хороша для меня.

Или:

— Теперь я должен уехать. Мы можем остаться друзьями.

И еще, в конце концов:

— Достала! Оставь меня в покое! Пошла вон!

4

Звали ее Тамара, сына — Денис, дочь — Ириша.

Едва Тамара появлялась на детской площадке, как другие мамы тут же подхватывали детей и уносили на безопасное расстояние.

Тамара жила в социальном жилье. Соседи ее не любили и поговаривали про нее всякое.

Женщина шла в магазин и даже в той очереди, где у каждого второго тележка забита пивом и прочим алкоголем — даже там от нее держались подальше, и между ней и другими покупателями было некоторое расстояние.

Она также покупала большую бутыль пива, чипсы, сигареты. Разболтанно, неуравновешенно двигалась и часто взмахивала руками. Что-то постоянно говорила в телефон, не забывая прикрикивать на продавщиц, любую ситуацию оборачивая в свою пользу.

С ней предпочитали не спорить, себе дороже, и говорили с ней тихо, вежливо и почтительно — как с душевнобольной.

 

/15–16 авг. 18 г./