Квартира, в которой я живу — это лабиринт. Путаница из четырех съемных комнат и одной хозяйской. Комнаты все разные. Я побывала в трех. В первых двух были телевизор и окна. И кресты. Сейчас те комнаты заняты, а я здесь.
Я посвятила бы этому месту роман. А то и целую эпопею.
Нет, дело не в комнатах. Дело в хозяйке и ее маленьком сыне. Белобрысый мальчишка с белой кошкой на руках. Сережа, в школу пойдет на следующий год. Елена — полная женщина всегда в черном одеянии. Немногословная. Это она украсила съемные комнаты крестами, иконами и изображениями крестов на дверях. Она обожает черный цвет. Никогда раньше я не встречала столько предметов черного цвета, собранных для чего-то в одном месте. Да что там говорить! Тут даже прищепки, перчатки, пианино, вантуз, подушки в комнатах этого скорбного оттенка.
А еще я заглянула в ее комнату. Вот так, взяла и подглядела. В моей комнатушке стоит двухэтажная кровать, я поднимаюсь на второй ярус и заглядываю в крошечное окошко, открывающее мне иной мир. Кухня просторная, светлая, после ремонта. Белые розы в вазе у окна и горсти яблок возле раковины. Много книг и религиозных символов. Современная техника. А вход задрапирован черной занавесью с серебряным крестиком. Сейчас она слушает советские песни о грустной любви, о печали, об ушедшем и о святынях. Это чудно звучит в новенькой ее кухне, но вполне не удивительно, зная ее.
Крохотная комнатка без окон — здесь я сейчас живу. Она похожа на кладовую, где в роли ненужных вещей выступают мои многочисленные сумки и чемоданы. Я не знаю, ночь снаружи или день. Комнату освещает лишь тусклое желтое свечение. И если я захочу увидеть кусочек осеннего неба, мне нужно будет выйти из квартиры на лестницу.
Нет, это не описание камеры-одиночки. Хотя теперь я знаю, что чувствуют люди, оказавшись в подобном месте.
Я уйду отсюда, правда, уйду. Пока сама еще не превратилась в грустную березу, вскормленную на плакучих песнях.
Петербург, Васильевский остров, 2011
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.