Люди стали взволнованные. Тетечки бегают по магазинам, приговаривая вслух, что им надо купить. Одна такая пристала ко мне, рассказывая, какое ей нравится мыло. А мне нужен был стиральный порошок. Другая увидела, что я беру фиолетовую пастилу и тут же кинулась ко мне, тоже схватила коробку, приговаривая: «Пастила, пастила… » Третья и вовсе разговаривала сама с собой, ей и не нужен был собеседник.
Старушка начала упрашивать меня купить у нее зверобой. Я заглянула в тележку: там были горшочки с маленькими цветами, банки и травы. Одна из тех, что торгуют весь день на улице и путь их обратный домой очень тяжел.
Идет пара. По правую сторону мужчина в травянистом спортивном костюме. По левую сторону женщина в бирюзовой куртке. А между ними мальчишка, наряженный в бирюзово-травянистую одежду.
Сочность золотистой листвы усохла. Листья падают уже скрюченными старичками и хрустят, когда на них наступишь. Холод вымел остатки тепла. В прозрачном морозном воздухе редкие листочки, оставшиеся на вершинах деревьев, отливают металлом.
Строят парк. В скверах темно, как в опустевшем доме.
Холодные периоды года как бы предполагают, что теперь самое время не спешить, замедлиться. Можно засесть с книжкой и перечитать все, что запланировала еще давно. Летом сидеть дома кажется преступлением. Нужно ловить момент, жаркие деньки, шевелиться, короче. А поздней осенью и зимой шевелиться уже не хочется. Хотя на улице по-прежнему хорошо. Может, даже лучше, чем летом, эта чудесная прохлада и воздух неизменно приводят меня в восторг.
Последнее из прочтенного и понравившегося — «KGBT+» Пелевина, хотя ничего нового я из него как всегда не почерпнула. Буду ждать перевод детективного сериала от Роберта Гэлбрейта (Роулинг). На очереди Питер Кингсли «Реальность», Мердок М. «Утренние мемуары понедельника. Женщины во второй половине жизни», Джеймс Хиллман «Присутствие животных».
Небо вчера было такое синее, что даже черное. И золотой солнечный свет брызгал со всех сторон. Возле дома две девушки стали посреди дороги и фотографировались. Спокойные, свободные, расслабленные. В руках черные кофейные стаканы. Они ставили кофе на зеленую машину, присыпанную листьями. Такой, знаете, зеленый цвет как у летней травы, еще и блестящий. Пили кофе, смеялись. Позже я их уже не видела, а машина стояла. Такая дешевая машина, но с нарядной краской.
Осень прекраснее всего перед закатом, когда еще светло и свет не желтый, а такой легкий и прозрачный. Деревья колышутся, тени красиво лежат, фрагменты света придают загадку и значимость даже старым зданиям, из которых ветром поддевает какие-то тряпки и полиэтилен, коим затянуты окна на чердаке.
Залетела на балкон синичка и стала биться об стекла, пытаясь выбраться. При виде меня еще сильнее заметалась. А мне самой страшно. Но не оставлять же ее там. Такая милая птичка с желтой грудкой. Их много таких летает возле деревьев. Я вышла на балкон, открыла окно. Однако синица сама как-то сбежала, протиснулась, что ли, в крошечную щелку в заграждении, потому что больше я ее не видела.
У меня такая же птица нарисована на жидком мыле (черешня + миндаль), я так и не поняла, почему еще и синица там.
Ночью не было и трех, когда дождь забарабанил по железу. На завтрак я съела вареное яйцо, хлеб, масло, булгур с киноа, куриную котлету, зеленый чай. Золото листьев светится в семиутреннем сумраке. Я все пытаюсь поймать это ощущение — когда идешь по улице и будто приходит что-то из детства, когда время казалось бесконечным. Хочется ввинтиться в мгновение, чтобы все застыло и сделалось неподвижным. Дочитала Чан Хо-Кея «Вторая сестра», это наивный комикс.
Когда я включаю свет, мое лицо отражается в кроне деревьев, будто я стою среди листьев и они обнимают меня.
Снаружи дождливо. Мокрые кусты, податливая земля. Зацвели сирень и деревья.