Лето в заброшенном доме

В то лето Галочке достался бесплатный домик, за который от нее требовалась сущая безделица — ухаживать за соседским домом. Хозяева уехали и Галя после стрижки газона, полива растений и уборки забредала в небольшую гостиную, чтобы погладить корешки постаревших книг.

Сама она ничего не читала; после детства, целиком заполненного книгами, ей хотелось немножко жизни, хотя и приняв такое волевое решение отстраниться, разлюбить книги она так и не смогла. Вот и приходила к ним, как старым друзьям, бережно вытирала от пыли и, постояв немного у окна с белыми занавесями и голубой вазой на подоконнике, выбегала в лето. Там ее ждал ее маленький цветничок, качели, несорванная земляника, уличный гамак и веранда, опоенная запахами специй.

Каждое утро Галя встречала одинаково. Смотрела равнодушно на звонящий будильник (потому что проснулась за пять минут до), видела утренний свет, прикрыв глаза вставала и шла варить кофе. Кофе она любила ради запаха и только в сочетании с молоком.

Пила на кухоньке, поглядывая на дом соседей, и прикидывала планы на день (что сначала — постричь кусты или собрать овощи с грядки?)

Сердце ее жаждало приключений, любви, головокружения и так и замирало в предчувствии невероятных событий, которые, она точно знала, уже не за горами. И вот же она — такая стройная, пританцовывающая, в новом полосатом платье и с босыми ногами, не боящимися камней и холода.

До обеда она работала, лениво озираясь по сторонам — не идет ли по дороге кто интересный? Но кроме занятых мальчишек, да неторопливых баб с сумками (при виде их Галя торопливо отворачивалась, чтобы не заговорили) — никого.

Заброшенный дом напротив необычайно волновал ее. Участок зарос, виноградные лозы и барвинки расползались по всей территории и, конечно, там должно было быть и логово змей. Она бы с радостью отправилась туда, кабы не боялась огласки среди соседей: здесь слухи разносились быстро.

В обед Галя неспешно рвала мяту, петрушку, укроп, пару огурцов и томатов, брала из кладовки лук и груженная богатством, возвращалась к себе. Там на веранде начиналось священнодействие. Ела тут же, примостив тарелку между коленей и закусывая огурцами, положенными справа, на табуретку.

Духота в самом разгаре, ноги исколоты дикими травами, покусаны комарами, в воздухе тишина, но Галя умиротворенно улыбалась, нежилась в бездействии летнего полдня. Затем она спала (на железной кровати с высокими спинками и на пуховой перине) либо бездеятельно бродила по саду, умиляясь новому росточку или распустившимся цветам.

Неделя-другая — так могло бы пролететь все лето. Ни книг, ни забот, только природа и тишина.

Галя подумала даже, что может позабыть речь. Она так давно ни с кем не разговаривала, что теперь из нее была бы плохая собеседница.

Загорала, отсыпалась, отдыхала.

Июнь истаял быстро, как роса с восходом солнца, и тогда позвонили хозяева. Держа трубку в одной руке и другой рукой быстро сжимая и разжимая какую-то тряпку, Галя говорила:

— Да, Наталья Марковна, поливаю, конечно же! Да, такие крепыши растут, что… Что вы говорите!

Новости были неутешительные. Наталья Марковна возвращалась в субботу. А позвонила в понедельник. Еще четыре дня счастья! Ну, почти пять, если изгладится впечатление, вызванное ее звонком.

Все померкло. Галя печально ходила по саду и ничего не могла делать. Работа не клеилась. Отдых был испорчен. Чудесный сад, с его ароматами и буйной зеленью вдруг показался ей хуже темницы. Ничего не любила она больше, чем нежданных гостей. А уж тем более, если они насовсем, надолго, до конца лета.

Можно было уехать. Милый сад, конечно, жаль его, как-то он теперь без ее забот, но жить с другими — тошно, невыносимо.

Галя решила уехать. Наскоро закончила все дела и сказав себе, что позвонит хозяевам на следующий день, легла спать, хотя солнце еще не зашло.

Она долго ворочалась, не могла заснуть и вдруг проснулась резко, посреди ночи. Ее что-то мигом выдернуло из сна и у Гали возникло чувство, будто она упала.

В комнате она была не одна. На краю кровати сидел какой-то человек и молчал, поблескивая из темноты зрачками глаз. Нужно было закричать, но как часто бывает в страшных кошмарах, Галя будто онемела. Вместо криков о помощи изо рта вырывался невнятный хрип.

— Не пугайся! — сказал ей незнакомец. — Я тебя не обижу. Я живу на чердаке.

Голос у него звучал странно, как несмазанная маслом дверца. Будто он был весь механический и у него кончался завод. В лунном свете Галя разглядела его руку, лежавшую неподвижно, как плеть, руку с большими, чудовищно уродливыми пальцами.

— Я тебя не обижу, — повторил незнакомец. — Меня зовут Михаил.

Тут уж Галя дала волю своим чувствам: что-то прорвалось в ней и она оглушительно заорала. Пространство надломилось, повеяло холодом и зашуршали-забормотали злобные голоса по углам. Тогда Михаил встал и неожиданно быстро, почти не передвигая ногами («Так не может ходить человек!» — мелькнуло у Гали в голове) кинулся к выходу. Мгновенно наступила тишина.

Та самая тишина, которая столько дней приносила Гале успокоение от пугающего городского шума. Но теперь та тишина была зловещей и впервые Галя пожалела, что у ее нет с собой ничего, никакого средства: ни радио, ни телевизора — ничего, чтобы развеять это гнетущее ощущение страха. Даже до выключателя ей было страшно дойти, ведь для этого нужно вылезти из кровати и добраться до другой стороны комнаты. А ну как кто-то притаился в коридоре или, что еще страшнее, смотрит в прихожую из окна?

Галя не нашла лучшего средства, чем закутаться в одеяло с головой, накрыть уши ладонями и тихо зашептать молитву. Господи, спаси и сохрани! Господи…

2.

— А что ты думала? Нечего делать девушке в деревне одной! Не-че-го! Ты вообще на что рассчитывала в этой своей глуши? На вот, возьми еще один, с маслом.

Галя послушно взяла протянутый ей бутерброд. Алиса Степановна, благодушная женщина шестидесяти лет, в нарядном платье и в серьгах, бодро намазывала хлебцы самодельным маслом и передавала их Гале, чтобы та, в свою очередь, украсила хлеб по личному разумению ветчиной, помидорами, сыром, кольцами перца и луком.

Чайник вскипел. Бутерброды положили на поднос, по чашкам разлили горячий шоколад с корицей. Галя взяла чашки, Алиса Степановна — шоколад и они вместе отправились в гостиную, где телевизор рассказывал вечерние новости.

 

Галя плохо помнила, как проснулась еще до рассвета, открыла глаза и будто не спала. Не позавтракав, она выбежала за калитку и стала бродить по проселочной дороге. Облезлые собаки, недовольно ворча, перебегали ей дорогу. В примятой траве лежали осколки стекол.

— Что делать, что делать? — чуть слышно шептала она. Назад возвратиться невозможно. А куда ей идти?

Тут добрый ангел-спаситель услышал ее и в одном из садов скрипнула дверь, пропуская неторопливую старушку в смешной длиннополой ночнушке, усыпанной голубыми цветами, и в сером жилете, накинутом поверх. Старушка что-то шарила в темноте, негромко вскрикнула: «Ах!» и нечто металлическое с лязгом покатилось.

Галя очнулась.

— Ничего не вижу, старые мои глаза! — говорила старушка. — Да где же?

Она вдобавок наклонилась, угрожающе, схватилась за спину, ойкнула.

— Подождите! — услышала Галя свой голос. — Давайте я помогу.

Она несмело вошла в сад, так и не дождавшись приглашения, подошла ближе.

Лицо старушки не выражало одобрение, она настороженно и выжидающе выпрямилась и посмотрела на гостью.

— Что вам?

— Я помогу, — пыталась объяснить Галя, но хозяйка сада замахала на нее руками.

— Уходите, я вас не знаю! Уходите! — и потом, еле слышно: — Уходите, пожалуйста…

И заплакала. Схватилась за голову узловатыми длинными пальцами. Плакала неслышно, не напоказ. Для себя.

Что-то не пускало Галю, не давало ей уйти. Она поняла, что должна остаться здесь. Мысли о ночном происшествии даже вылетели из ее головы. Галя осторожно пыталась расспросить старушку, что случилось, но та лишь трясла головой и слезы катились из ее глаз.

Галя осмотрелась. Сад выглядел ухоженным. Горделиво несли себя красавицы-розы, базилик и мелисса опрятно разрастались у дорожек. Подрастали крошечные дыньки и арбузы.

— Заходи в дом! — вдруг сказала старушка. Она уже не плакала, сухо смотрела на Галю. Тонкие губы сжимала в досадливой улыбке. — Заходи, заходи! Алиса Степановна меня зовут, а как тебя?

 

Галя пила шоколад и отогревалась. Алиса Степановна посматривала на нее как бы с пониманием, но на самом деле это была усталость пожилого человека, счастливого от того, что к ней зашли, что у нее гости и в то же время уже тяготившегося присутствием посторонней в доме.

— Что ты собираешься делать? — спросила Алиса Степановна в основном для того, чтобы поддержать разговор. Старушка думала о сериале, который должен был начаться через два часа и о том, чтобы до того времени выпроводить гостью.

Галя пожала плечами. Заброшенный дом ей опротивел. Она уже успокоилась, к тому же, новый день настроил ее на решительный лад. Хотелось перемен, очищения.

— Заберу вещи и уеду, — сказала Галя.

— А хозяйке что ответишь?

— Заболела.

— Надо же! А вид у тебя совсем здоровый.

Они посмеялись. Старушка поблагодарила, что Галя зашла, а Галя пообещала еще заходить. Хотя, конечно, приходить она больше не собиралась. Уехать бы из этой деревни, насовсем.

3.

Галя пришла в свой домик, начала было собирать вещи, потом взглянула на часы: до заката еще далеко. Решила напоследок постричь газоны и все убрать. Пришла в хозяйский дом и только переступила порог, как сразу почувствовала это — настороженность, ожидание.

Казалось, сам дом наблюдал за ней, каждым своим предметом: глазницами тарелок в стенном шкафу, переплетами книг, зеркалами и отражениями в чашках. Газонокосилки нигде не было. Не было ее не только там, где Галя оставляла ее прошлый раз и несколько недель до этого, ее не было вообще в доме. Что же творится?

Тут Галя вспомнила про чердак. Дверь туда, обычно закрытая, сейчас почему-то оказалась распахнутой и тихонько покачивалась на вытянутых петлях.

Галя остановилась перед чердаком, размышляя. «Вот уеду я сейчас, — подумала она. — И что потом? Буду всю жизнь вспоминать эту историю, так и останется она для меня загадкой. Нет, нужно быть смелой. Даже если призрак, даже если не почудилось, то что мне какие-то бесплотные чучела? Я сильнее. Нужно подняться и дать ему понять, что я не боюсь. И уезжаю не потому, что испугалась, а просто… надоело!»

Стараясь не думать о продолжении, Галя вытащила из дома лестницу, приставила к стене и стала взбираться на чердак. Чем выше она поднималась, тем сильнее пахло ветошью оттуда, и сыростью, и какими-то еще непонятными запахами, которые всегда заводятся в забытом помещении. Несколько минут Галя не могла заставить себя заглянуть внутрь чердака. Наконец, она осторожно вытянула голову и посмотрела.

Синий потрескавшийся шкаф вытянул правый бок и у его ножек лежало грязное зеркало. Взглянув в него, Галя едва не упала от ужаса, но тут сообразила, что это она сама. Трясущимися руками ухватившись покрепче, она мысленно повторяла только одно: «Я не боюсь, я не боюсь. Я не должна бояться». Некрепкая защита, если вдуматься, для того, кто вступает в звериное логово.

Затем она взобралась до последней ступеньки и шагнула на чердак.

 

Ухнуло ее сердце. Сердито заскрипели половицы. Толстая пыль на окнах всколыхнулась, принимая на себя удар волны ветра.

«И чего я боялась? — вдруг подумала Галя, сложив руки на груди. — Ничего здесь нет! Приснился мне кошмар. Подумаешь!»

Она уже хотела уходить, мельком отметив, что пылесоса здесь нет, как вдруг эта же мысль холодком пронзила ее: «А где же тогда пылесос?»

Сгустились тени. Все подготавливалось к какому-то невнятному событию. Что-то здесь, на чердаке, приходило в движение.

Галя попятилась к выходу, сдерживая приступ ужаса изо всех сил. Глядь, а лестницы уже нет!

Так она и просидела несколько дней на чердаке. Потом приехала хозяйка и ее вызволила. О том, же, что было, Галя хозяйке не рассказала. Да и никому не рассказывала.

2015 г.