Если хочешь жить в этом мире

— Ладно, — сказала она, подрисовывая лицо у стенного зеркала. — Ты можешь ругать меня, можешь надо мной посмеяться. Но он такой! Высокий, смелый. А улыбка? И когда хохочет, я просто не могу устоять. Мой прекрасный великан!

— Ты так его и называешь? — спросила вторая девушка, хмурая и сосредоточенная. — Мой великан?

— Ой, да брось ты! — захохотала первая. — Жену бросит в следующем месяце. Мы с ним в Грецию…

— Так он еще и женат?

Первая быстрым движением взбила прическу и резко обернулась.

— Кстати, видела Кольку, — сказала первая будто мимоходом и тут же стала рыться в сумочке.

— Где?

— В переходе. Кстати, с девушкой.

Вторая промолчала. Выждав паузу, первая не смогла скрыть интереса:

— И даже не спросишь?

— Что?

— Ну, красивая была ли эта девушка с Колькой или нет?

— А разница?

Первая бросила все и села напротив второй.

— Не дело это, Танюш, не надо так, — проникновенным голосом произнесла первая. – Ты так никого не найдешь. Вот послушай меня, я тебе как подруга говорю.

Таня отвернулась, считая мысленно, как стучат часы.

— Вот была букой, так такой и останешься! — в сердцах выкрикнула первая. — Я уж с тобой не могу. У меня жизнь. Мне тоже устраиваться как-то надо. А ты теперь сама.

Первая схватила сумку, выскочила за дверь, словив напоследок язвительное: «привет великану передавай».

Хлопнула дверь.

Таня неспешно прошла в ванную, вымыла руки. Избегала смотреть на свое лицо. Думала о сериалах, о живом журнале, о статьях. Вокруг говорят столько гадостей про мужчин. Крутясь во всем этом, женщина начинает верить, что мужчины именно такие, что ждать от них хорошего нельзя. А ведь если подумать, что это правда, то так и жить нельзя. Какой смысл жить в ужасном, невыносимом мире. В нем только выть и хочется. Тогда… тогда нужно понять, что на самом деле мир не такой.

Таня взяла полотенце — вафельное, желтого цвета, вытерлась, выключила свет. Каждое действие она совершала автоматически, не думая. Не раз и не два ей приходилось обнаруживать себя где-нибудь — в гостиной, скажем, или на диване с ноутбуком и понимать, что вот она пьет чай, но не помнит, как ставила чайник и когда он закипел, что вот она смотрит телевизор, а рядом звонит телефон и ей неизвестно, насколько давно. Всякий раз Таня вздрагивала от подобных открытий. Обещала себе, что будет следить за собой. Но регулярно такое повторялось.

А как увидеть добро в мире? Настраивать себя? Позитив, аффирмации, походы к психологам? Может быть, гипноз? Нет, это все чушь, она же умный человек, она понимает, слишком хорошо понимает, какая все это ложь, вкупе с эзотерикой и йогой. Еще один способ отвернуться от правды. Какая она, эта правда? Как ее найти?

Медленно разогревался чайник. Таня сидела на стуле, каждой клеточкой тела ощущая усталость. Давно уже с ней так. Вроде бы и отдыхает, а все равно — усталость есть. Таня мало общалась с людьми, но по глазам видела, что общее это — усталость. В глазах проявляется, в походке. В непонимании: а дальше как? И зачем?

Жестокая она, наверное, правда эта. Не случайно ведь от нее все бегут. Отвлечения, развлечения, медитации, дегустации… Если же сесть на диване, просто с собой, просто в тишине, то станет как-то и неловко: время уходит. Нелепость какая. Понимаешь же, что это самообман, а все равно встаешь, хватаешься за какие-то дело, там и время сна…

Наконец, выпив чаю, Таня позволила себе подумать и про Колю. Больно было про него думать. Еще не зажило. Ира знала, где побольнее. Вдруг, точно рябь пошла по телевизионному экрану и картинка сменилась, Таня вспомнила свой давний сон. Вспомнила человека, который обнимал ее, вспомнила счастье, переполнявшее их обоих. И цвета во сне были такие необычайно чистые, яркие. Некстати вспомнилось, что цветные сны — признак психического отклонения. Опять, опять, лезет злое это, как будто кто-то нашептывает что-то нехорошее постоянно, не дает почувствовать радость и даже вот мечту из сна негативный настрой немного испоганил. Хоть и не до конца. Усилием воли Таня снова вернула себя в это состояние, в смех и в радость, в любовь, переполняющую их двоих, в невесомое чувство свободы. А если верить в это, в сон верить? Но как же верить в то, чего еще не встречала? Или встречала, ведь был же сон, были же эти ощущения, была же сказка и как же глупо было бы втоптать все это, сказав себе, что сны — иллюзия. Нет, Таня скорее бы поверила в то, что иллюзия — мир вокруг. Ну вот, снова. Нет, мир настоящий. Самый настоящий, с его войнами, болезнями и бедами. Настоящий он.

Тихо тикали часы. Детское предчувствие близкого чуда охватило Таню и не в силах сдержаться, она быстро заходила по комнате. Энергия переполняла ее, дыхание ускорилось. Она чувствовала, что совсем рядом. Что-то понимает, да. Что-то почти нащупала. Где-то здесь есть правда.

Ах, видела бы ее Ира! Точно бы сказала, что излишние раздумья — причина всех ее неудач. Был период, когда Таня тоже почти поверила во всю эту ложь, льющуюся повсюду: в медитации, йогу, просветление. Ира прибегала тогда счастливая, с каких-то своих очередных женских практик, все улыбалась, и было в этой ее улыбке что-то страшное, будто в любой момент, если что-то пойдет не так, Ира сорвется в крик, в истерику и наносная улыбчивость тут же обнажит некую зияющую бездну.

Нет, не верила Таня в такое счастье и сопротивлялась попыткам и ее приобщить, но пару книжонок подаренных Ирой все же прочитала — любопытство и тяга к чтению перевесили. Прочла пару строк и будто кольнуло внутри, какая-то сладкая ложь сочилась из строк, но не заметив тогда сразу, а лишь очень сильно потом, она разрешила омуту себя втянуть и поглотить с головой. Несколько месяцев  увлеченно выполняла асаны, не ела мяса, пыталась остановить поток мыслей. И проснулась однажды от зыбкого ощущения приближающегося ужаса, что-то темное окружало ее, она теряла себя, становилась какой-то не такой и ее сознание, податливое от некоторых практик, было готово принять ложь за правду и ведь то, что то была ложь, она знала наверняка, но так хотела обмануться, так хотела найти успокоение… И были еще страшные дни, связанные с такой жуткой депрессией, что об этом лучше бы вовсе не вспоминать, а все от этих практик, теперь Таня в том не сомневалась, которые будто открыли прямой ход к ее душе для неких темных, злых сил…

Она обхватила себя руками. Надо сосредоточиться. Три вещи она теперь четко усвоила. Да, три. Первая — есть и добро, и зло. Вторая — мышление — не жвачка мыслей, не бег по кругу, а подарок, и что мало вокруг умных людей, и что необходимо думать, размышлять, вырабатывать собственное мнение. И третья – мир беспорядочен и нужен не хаос, а стройный порядок, и если нельзя спасти мир, то хотя бы внутри себя нужно выстраивать этот порядок, в соответствии с внутренним слышанием некоего доброго, прекрасного голоса, и в этом единственное спасение.

И все же. Любовь. Мечта каждой. Сладкие сны, после которых пробуждение отзывается какой-то болью и горечью при столкновении с обыденностью мира, где не ждет тебя такой чистой любви. А ведь хочется. Неужели же, неосуществимо это, зачем же тогда кто-то мучает тебя, посылая такие сны? Мучает или напоминает? Мучает ли?

Таня хотела бы плакать от всеобщей бессмысленности жизни без любви и от того, что бессмысленность эта стала настолько повсеместной, что никого не удивляет затверделое чувство, ныне называемое любовью, чувство потребления, невзаимности, холодного расчета.

Теперь, думая об этом сне, Таня потихоньку рисовала на окне линии пальцами, потом дула, стекло снова запотевало и снова проводила она пальцами. Встреть своего любимого сейчас, смогла бы она быть его достойной? Но ведь нет, любовь не нужно заслуживать, ее невозможно заслужить! Готова ли она? Что она может дать, допустим, тому человеку из ее чудесного сна? Ведь, что бы ни думала она сейчас, она такая же, как и все, такая же одинокая, озлобленная и жизнь ее, прерываемая мелкими радостями и мелкими же горестями, тянется как время в поезде дальнего следования, в плацкартном вагоне.

Год и шесть месяцев спустя они снова встретились — Ира и Таня. Ира все еще красивая, но несколько потрепанная, несколько более жесткая. У нее очередной роман: дорогие подарки и красивые ухаживания. И Таня – просто улыбающаяся, спокойная, молчаливая. Таня вышла замуж год назад.

— Счастливая ты, Танька, — с легкой завистью сказала Ира, оглядывая ее. — А впрочем, нет у тебя никаких амбиций. Если уж замуж, то за генерала, как говорится. Ты, кстати, видела мое кольцо? Посмотри. Красиво, правда?

Таня промолчала. Она не хотела встречаться с Ирой, но и отказать той не смогла. Не из-за слабости характера, а как будто было что-то более важное, что она должна была ей передать. Ну, по крайней мере, попытаться. Поймет ли Ира?

Они сидели в кафе. Ира что-то рассказывала о новом ухажере. Таня слушала невнимательно, потом, перебив возлияния подруги на полуслове, вдруг спросила:

— А ты замуж хочешь?

— Что? — Ира поперхнулась.

— Ну скажи мне. Только честно. Я же подруга тебе.

— Да, — призналась Ира. — Хочу. Платье белое, свадьбу и чтобы это… оркестр играл для нас любимую песню и мы бы танцевали, прижавшись друг к другу.

— Ты видишь, — ответила Таня. — Вот разница между нами. Ты хотела бы замуж. Я хотела бы быть женой конкретному человеку.

— Не вижу разницы.

— Ты получаешь то, чего хочешь, — сказала Таня. — Особенно точно получишь, если это что-то желаемое живет внутри тебя и заставляет страдать из-за его отсутствия в реальности.

— Я не страдаю.

— Все страдают. Но не дают себе этого прочувствовать.

— А даже если и так… Я вот машину хочу. И где она? Из воздуха должна появиться?

— Подожди ты со своей машиной. Знаешь, я поняла: если хочешь жить в этом мире, то нужно быть честной и сильной. Честной, чтобы видеть, что происходит. Сильной, чтобы не предавать себя.

— Философствование тебе не идет, Танюха. Зазналась ты, как я посмотрю. Может, выпьем?

— А машина из воздуха не появится. Мало просто хотеть. Надо бы и сделать что-то, если хочется получить.

Таня осеклась на полуслове. За окном громыхало, начался ливень.

И чего я, правда, начала всю эту лекцию, подумала Таня. Бессмысленно это. Я ничего не смогу ей объяснить.

Таня смотрела в дождь и, кажется, Ира что-то говорила, но Таня не слышала. В жизни Иры ничего не менялось. И хотя той казалось, что менялось, но это было не так. Все для Иры было одинаковым. Год за годом.

— … ты всегда верила в принцев, Танечка, — говорила Ира сухим, жестким голосом. — А я принцев ненавижу. Тошно мне от них. А хочется яркости. Жизни, понимаешь? Приключений! А такие яркие со мной надолго не задерживаются. А хорошие, они бы тоже, может, хотели приключений, но боятся. Вот и все. И где ты видишь любовь? Где ты видишь все эти сказки? Все осталось в детстве, пойми. Взрослее надо быть. Я вот свое уже отмечтала. Теперь бы подходящего человека найти.

Разговор наскучил Тане. Но нужно было еще что-то сказать. Не уйдешь же так просто, без объяснений. И объяснять — лениво. Все это в пустоту. Как будто с магнитофоном разговариваешь.

Тут же Таня устыдилась подобных мыслей в адрес подруги и сказала:

— Я в принцев тоже не верю. В них верить смешно. Мне люди интересны. Живые. Разные. Но вообще-то, Ир, я хотела тебе сказать, что наше общение с тобой все эти годы держалось на уровне тех двенадцати лет, когда мы с тобой познакомились. Ты самоутверждалась за мой счет. Я тебе помогала. И это называется дружба? Пора бы уже понять, что я изменилась, да и ты тоже. Но ты не слышишь того, чего я говорю. У тебя нет цели пообщаться со мной. Ты говоришь все с той же двенадцатилетней девочкой. Ир, повзрослей.

И тут что-то расслабилось в лице Иры. Легкое ощущение понимания коснулось их и даже что-то могло измениться, но тут, как всегда некстати, зазвонил телефон и Ира вдруг охрипшим голосом сказала, взглянув на экран: — Это Костя. Извини, я отвечу. Подожди. Я сейчас.

Она взяла телефон и быстро, как девчонка, выбежала из кафе. Наблюдая за ее снова затвердевающими движениями и вновь фальшивящей манерой разговора, за ее дежурной улыбкой, снова расцветшей на лице, Таня окончательно поняла, что ей здесь делать нечего. С чувством облегчения она встала и вышла через черный ход.

2 июля 2015

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *