Божья коровка ползла по теневому краю сырой земли, а затем исчезла. Провалилась в длинную яму, вытянутую, как столбик.
Солнце прижигало. Хотелось зажмуриться и упасть в его объятия, покачиваясь в гамаке между деревьев, с книжкой на груди.
Божья коровка не показывалась. Надя подумала, не она ли сама столкнула божью коровку туда, в яму? Ждать было невыносимо.
Что там происходило с ней, в темноте? Она, наверное, уже умерла.
Надя сгребла горсть земли и засыпала ямку. Теперь как будто ничего и не было. Никакой божьей коровки, никаких мучений крошечного существа, угодившего в ловушку, откуда нет выхода.
Только летний зной, сладкое ожидание ужина и бархатистая тишина, сгустившаяся совсем близко, оглушительным барабаном стучавшая в уши. Гладкость земли и блаженное спокойствие.
Но Надя думала только о божьей коровке. Та, наверное, все еще там, барахтается.
Нельзя было этого делать.
Надя резко встала и пошла к дому. Тяжелые сандалии стучали твердо, загребая задниками песок.
Позже божья коровка еще не раз напомнит о себе. Тайными ночными кошмарами, страхами завести домашнего питомца и оставить его без присмотра, непонятной манией, что, если не присматривать ежеминутно за кошкой или собакой, то оно обречено, так как, отвернувшись от него, Надя тут же про него забудет, а то существо погибнет в муках голода и как же ужасно потом будет его обнаружить и лучше бы вовсе не найти.
Ничего этого Надя еще не знала. Не подозревала и о зарождающемся страхе перед всем закрытым: лифтом, коробкой, упакованным в бумагу подарком, шкафом — всем тем, в чем было спрятано нечто и заключало в себе секрет. Там, в запертом, могли происходить неожиданные метаморфозы, одно могло трансформироваться во что-то другое, исчезнуть или же вовсе погибнуть.
Лицо Нади, спрятанное в прядях пшеничных волос, горело от непонятного жара.
Она села у пруда. По гладкой водной поверхности скользили жуки-плавуны. Из ближних кустов квакали жабы, не решаясь прыгнуть.